Церковь – прежде всего люди

Продолжение.

Начало в номере от 23 августа

«Смоленская газета» публикует продолжение интервью с насельником Спасо-Преображенского Авраамиева мужского монастыря города Смоленска иеромонахом Лукой (Лисовским). Разговор, вышедший в эфире радиостанции «Смоленская Весна», состоялся в рамках информационно-просветительского проекта «Семейный альбом». В первой части беседы речь шла о пути в Церковь через моральный выбор, отношении верующих родителей к выбору их детей. Сегодня мы говорим о монашеской жизни – её распорядке и труде городских монахов.

Решение должно быть осознанным

– Отец Лука, вы сделали свой моральный выбор и вернулись в Церковь. А о монашестве вы задумались тогда же или сначала пришли в семинарию?

– Вы знаете, это было как-то одновременно. Мне тогда было 24 года, я уже был школьным учителем и предполагал, что есть вероятность того, что я женюсь – у меня были целомудренные отношения с замечательной девушкой.

О семинарии я задумывался в первую очередь. Очень осторожно: обычно в семинарию поступают после школы, а мне тогда было двадцать восемь лет, я уже выпустил учеников из школы. Как это ни смешно, когда я поступил в семинарию, за одной партой учился со своим выпускником. Был даже момент, когда мы друг другу в чём-то помогали: я за него сделаю латынь, он за меня сделает ещё что-то – просто ради экономии времени.

Сложно было отважиться на это, но здесь, честно говоря, меня поддержала мама. Бабушка отнеслась к этому очень-очень осторожно, а вот мама поддержала беспрекословно.

Идеи о монашестве пришли, когда мне было за тридцать: нужен был лично прожитый опыт, то есть это не было необдуманным решением. Бывает такое, особенно у молодых христиан, которые воспламеняются верой и думают: «Всё, буду небо рвать руками, всё у меня получится, семья мне только помешает». Потом приходит реальная жизнь, реальное искушение, реальное испытание, и человек может совершить ошибку. Но ошибкой будет как раз становиться монахом, как, впрочем, и жениться в состоянии влюблённости. Состояние влюблённости должно пройти, должна начать рождаться любовь, и только тогда можно принимать настоящее решение.

– У монахов есть обратный путь?

– По-честному, нет. Это как и в браке: теоретически, конечно, всегда есть развод, можно уйти, можно перестать быть монахом. Мы это видим сейчас в современном мире, когда люди отказываются от монашества и женятся. Так же, как и люди, пятнадцать лет назад клявшиеся друг другу в вечной любви, в нерасторжимости брака, потом отвратительно разводятся. Это говорит только о том, что что-то пошло не так, кто-то предал любовь. Но если в браке виноват один из супругов или оба виноваты, то в случае монашества виноват только монах. Бог никогда не предаёт человека. Человек может согрешить против верности, против любви к Богу, и тогда уже закрадывается червоточина. По сути дела, монашеские обеты так же вечны и непреложны, как и обеты венчания.

Общаться с людьми нужно везде

– Как проходит ваш день?

– Моя утренняя молитва начинается в полседьмого утра. Потом богослужение у нас в храме – братский молебен, когда мы молимся монашеской братией. Потом полунощница, часы, литургия и до вечернего богослужения свободное время, когда мы, городские монахи, предоставлены сами себе. И здесь вопрос совести: можно, конечно, всё это время проспать, но если так делать, то жизнь становится довольно серой и однообразной и очень быстро всё надоедает. А если эту жизнь заполнять, она становится неповторимой и увлекательной. Если появляется свободное время, то оно, как и в семейной жизни, для совместного проведения. Казалось бы, как это – совместно провести время с Богом? Молитва – это разговор, общение. Но помимо молитвы можно ещё что-то делать вместе: любое дело Божье есть укрепление веры и созидание Церкви. Церковь – не только здание, хотя мы и называем здание церковью. Церковь – прежде всего община, это люди, которые собраны вместе во имя Иисуса Христа. Это определение христианской Церкви, которое дал сам Господь.

Этот процесс собирания очень долгий и сложный. С людьми надо много общаться, нужно определить степень их воцерковления. Кто-то стал христианином совсем недавно, кто-то давно, но по-прежнему остаётся на младенческом уровне, кто-то сильно вырос, но основы тоже нужно пересмотреть. Это как десятиклассник, который с пятого класса учит английский язык, вроде бы что-то и знает, какие-то фильмы смотрит на английском, но не может читать, потому что в основе не выучены, например, транскрипции. Что-то приходится пересматривать, перезакладывать основы, а это всегда очень больно. Бабушка что-то сказала пятилетнему ребёнку, потому что ему так было легче понять, но очень плохо, когда тебе сорок пять, а ты всё ещё воспринимаешь эту информацию от бабушки как истину из истин и делаешь это откровение от бабушки догматической истиной святых отцов и учителей Церкви. Это вредит вере, и здесь даже необходимо перезакладывать основы.

Поэтому встречи с людьми – либо личные, либо коллективные, причём коллективные лучше, потому что это всегда укрепление церковности, – по сути дела, и занимают всё время до вечерни и после неё.

– Обязательно ли круглосуточно находиться на территории монастыря?

– Нет. Как раз потому, что наша жизнь – это общение с людьми, это общение должно происходить везде. Оно должно происходить в храме, например, в классных комнатах храма во имя Новомучеников и Исповедников Российских. Это замечательный комплекс, там есть две церкви – верхний храм и нижний храм и очень много помещений, где удобно встречаться с людьми, заниматься, вместе читать Евангелие и вместе его обсуждать. Там встречаются и совсем маленькие дети, и подростки, и взрослые люди.

Бывает, необходимо встретиться за пределами храма, например, на улице Урицкого. Там у епархии есть несколько комнат, где молодёжный отдел проводит репетиции Сретенского бала, проводятся евангельские беседы.

Зачем так делать, почему нельзя встретиться в церкви? Дело в том, что в нашем обществе существует масса мифов и легенд о священниках, что это какие-то нечеловеческие существа – либо в хорошем смысле, либо в плохом, хотя эти оба смысла плохие. Считать священника каким-то иным существом, у которого свои каналы связи с небесами, – всегда превратное восприятие религии. Понятное дело, что пресвитеры поставлены как старшие для организации молитвенного пространства, просвещения и научения, но в первую очередь это проповедь Евангелия всем ищущим Христа и Бога.

И очень часто бывает полезным встретиться на нейтральной территории, чтобы тебя услышали, простите, не как Деда Мороза, потому что есть шоры на глазах, люди представляют, что священник – Дед Мороз: у него и говор такой, и интонация. Чем это плохо? Мы привыкли жить в состоянии общего договора лжи. Все знают, что Дед Мороз ненастоящий, но мы все отыгрываем роль: сначала родители, в какой-то период и дети начинают отыгрывать роль, когда они уже понимают, что Дед Мороз ненастоящий, но так положено. Все понимают, что все врут, поэтому это не особо-то и ложь: есть социальный протокол так себя вести. Он всегда отвлекает, это всегда ложь перед самим собой. То есть мы батюшке скажем: «Да, конечно, батюшка», – и продолжим жить, как жили. И это не враньё, потому что все всё понимают. Это ужасно, и это катастрофа. И вот от этого надо пытаться уйти.

О речи и одежде

– Отец Лука, вы всегда в монашеском облачении проводите беседы?

– Нет. Если я провожу в храме беседы, то, конечно, в облачении, а вне храма – в обычной светской одежде. Конечно же, монашество накладывает определённый отпечаток на то, как я одеваюсь. Я никогда не приду куда-то в майке, я никогда не хожу в шортах. Если я иду по городу в светской одежде, то традиция монашества предполагает, что я буду в чёрной одежде. Другой одежды я не ношу, и только в честь Пасхи Господней мы надеваем белые одежды. А так это всегда строгая закрытая одежда чёрного цвета, и тем не менее она светская.

– Влияет это на то, как вас воспринимает аудитория?

– Да, потому что из общения уходит формальность, уходит это состояние социального договора, где я должен отыгрывать роль. Человеку можно раскрыться по-другому.

Я ни в коем случае не говорю, что облачения вредны. Они имеют своё важное значение. Когда человек приходит в церковь, важно показать, что перед ним не мужчина и не женщина, не представитель такой-то расы, такого-то возраста, такого-то экономического положения и достатка. Перед ним человек, который готов его выслушать и помочь, и в данном случае облачение имеет значение.

Чтобы тебя услышали, особенно это касается молодёжи, нужно подходить и говорить с людьми на их языке, но и здесь всегда есть предел. Мы говорим светским языком, но мы не опускаемся ниже общепринятой культуры. То, как мы говорим, то, как мы выглядим, как одеваемся, влияет на нашу проповедь. Во-первых, нас изобличат в том, что мы лжём: нельзя играть, надо просто говорить с человеком на том языке, на котором мы говорим. Но и говоря с молодёжью на их языке, мы говорим на языке культурном, на языке хорошего образования, потому что сейчас всё больше молодёжи получает высшее образование и многие каналы на ютьюбе ратуют за культурную, хорошую речь.

Более того, это проповедь. Когда с молодёжью говорит священник или верующий человек, причём говорит хорошей речью, не опускается до жаргонизмов, хотя ему это может и соответствовать, и это не будет игрой или фальшью, нужно показывать, что есть определённый уровень, который я не перейду. Я не опущусь ниже, потому что это вредит моему воспитанию, вредит тому, что в меня вложили родители, вложила школа, вредит тому образу, который в меня вложил Господь. И таким образом, даже не говоря о Боге, мы можем о нём проповедовать.

Продолжение в следующих номерах

Материал выходит при поддержке Международного грантового конкурса «Православная инициатива»

Юрий Семченков